Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

«Веет прохладой печальных истин,

И цепенеет усталый лес.

Всё забывая, падают листья,

Лету оставив свой радостный плеск.

Сумрак сгустился. Ветер забвенья

Между деревьев тропу метёт —

В ночь с понедельника на воскресенье

Кто-то обратной дорогой пойдёт.

Листья – как лица, в шелесте – фразы,

Канут во мгле, и уже не вернуть.

Все, кто ни есть, все исчезнем мы сразу

В миг, когда кто-то отправится в путь».

– А ничего в принципе, стихи-то.

– Может быть, не знаю. Ты верхнюю статью посмотри и на рубрику всей страницы обрати внимание.

Осташов поднял взгляд и удивился. Страницу, на которой были напечатаны стихи, венчала рубрика «Каннибализм».

– Нет, ну эта рубрика только к верхней статье относится, я так понимаю, – сказал Владимир.

– И к верхней, и к стихам. Ты почитай-почитай.

Заголовок был следующий: «Мой дед съел Ленина». Под ним шел так называемый врез – выделенное жирным шрифтом вступление к материалу:

«Редакция «Экспресс-новостей» обычно не предоставляет свои страницы для стихов, но Михаилу Гусеву – автору поэтических строк, которые помещены ниже, мы отказать не смогли. Дело в том, что Михаил только для нашей газеты рассказал историю своего деда – Михаила Афанасьевича Гусева, который в годы Великой Отечественной был сотрудником НКВД, служил в Кремле.

В конце 1941 года, когда возникла реальная угроза захвата немцами столицы, тело В. И. Ленина было решено эвакуировать в Казахстан, и Михаил Афанасьевич сопровождал спецгроб в составе охраны спецэшелона. В одну из январских ночей в степях Казахстана немецкая авиация разбомбила эшелон. Выжил только Михаил Афанасьевич. Части НКВД обнаружили разбитый состав только через неделю.

Даже раненный, Михаил Афанасьевич оставался в лютый мороз на посту, рядом с телом вождя. Трупы его товарищей съели волки. И Михаилу Афанасьевичу, чтобы не умереть с голоду, пришлось съесть тело Ленина. Он оставил нетронутыми лишь голову и руки Владимира Ильича. Теперь становится понятно, почему только эти части забальзамированного трупа демонстрируют сейчас открытыми в мавзолее на Красной площади, ведь под костюмом вождя – пластмассовый муляж. Но, впрочем, обо всем по порядку – в эксклюзивном интервью нашего корреспондента Равиля Галеева с внуком Михаила Афанасьевича».

– Да-а-а… – сказал Осташов. – А мент знает, под каким соусом его подали?

– Пока нет, – беспечным тоном отозвался Наводничий.

– Я думаю, он слегка прибалдеет.

– Да и не слегка. Но это будет потом, он же сразу не станет читать, ха-ха-ха. А я уже успею отснять задержание бандитов.

Когда белые «Жигули» достигли станции метро «Преображенская площадь», оперуполномоченный уже ждал Василия.

– Времени у нас мало, – сказал он Василию, едва тот открыл дверь. – Давай за нашей «девяткой», здесь близко.

Оперативник сел в милицейские «Жигули» 9-й модели, которые тут же сорвались с места. Наводничий с Осташовым, который еще в пути напросился посмотреть, как будет проходить съемка, двинулись за ним.

Попетляв немного по прилегающим улицам, они остановились у одного из подъездов ничем не примечательной пятиэтажки.

Из милицейской машины, кроме самого опера, который был в штатском, вышли два молоденьких милиционера в форме, в бронежилетах и с автоматами.

– Старый знакомый, – негромко сказал оперативник, увидев Владимира. – Ты что, тоже журналистом заделался?

– Да я так просто.

– Тогда здесь подожди. И ты, Вась, вообще-то тоже лучше побудь у машины, а я потом тебя позову, и ты там все, что хочешь, зафиксируешь.

– Нет уж, я с вами. А кого брать будем?

– Честно говоря, так получилось, что никого брать-то пока не будем. А может, и будем – как получится. Сейчас проведем типа плановой проверки паспортного режима на одной квартире – там кто-нибудь из криминального мира вроде должен быть. Проверим документы, побеседуем.

– Ну-у, – Василий был разочарован.

– Ну так получилось. Но я в случае чего за тебя отвечать по-любому не собираюсь, – сказал оперативник. – Давай, или жди здесь – или вообще никак.

– Ладно, договорились, – с неожиданной готовностью согласился Наводничий.

– Ты это… – опер замялся и заговорил еще тише. – Как там с газетой, еще не получилось?

– Да все окей, стихи опубликованы – я же обещал. В машине свежий номер.

– Ну, потом дашь, – сказал блюститель закона, глянув на стоявших в стороне милиционеров. Похоже, он предпочитал не раскрывать перед коллегами тайну своего хобби.

Оперативник кивнул автоматчикам, чтобы шли в подъезд, и сам направился за ними.

Василий посмотрел на Владимира, цокнул языком и сказал:

– Что я тебе говорил? У меня всегда все по плану. По моему плану.

Как только трое блюстителей закона скрылись в дверях подъезда, Наводничий вынул фотоаппарат из кофра и решительно отправился за ними.

Осташов поплелся следом. Он разволновался, поскольку впервые участвовал в чем-то подобном.

Кодового замка на двери не было, и, выждав несколько секунд, Василий тихонько открыл ее.

В подъезде Наводничий, как кошка, крался за милиционерами, держа между ними и собой дистанцию в один лестничный пролет. Владимир поднимался, чуть отстав от друга.

На четвертом этаже шаги милиционеров стихли. Наводничий и Осташов тоже остановились. Сверху до них донеслась тихая трель дверного звонка.

– Открывайте, проверка паспортного режима, – послышался голос оперативника.

Дверь немедленно открылась, и около нее, похоже, началась какая-то возня.

Василий ринулся вперед. Владимир тоже стал понемногу подниматься, и тут от дверей раздался чей-то истошный крик:

– Зачем открыл, урод?!

Опять возня, и тот же молодой мужской голос:

– Стойте, где стоите, суки!

– Брось ствол, – сказал опер. – Нас трое, всех не завалишь. Да еще дом окружен.

Преодолевая страх, Осташов поднялся еще немного и остановился за несколько ступеней до площадки четвертого этажа. Теперь он видел почти всех участников сцены: оперативника с пистолетом перед дверью и по обе стороны от нее двух милиционеров с автоматами наготове, а также Василия с фотоаппаратом, стоящего за спиной опера. Фотоаппарат и все милицейское оружие были нацелены на открытую дверь квартиры в левом углу площадки.

– Только дернитесь – шмалять начну! – крикнул кто-то из квартиры.

– Ладно, никто не дергается, – сказал опер, – давай поговорим.

Милиционер, который прятался от хозяина квартиры за косяком слева от двери, поймал взгляд оперативника, поднял ствол укороченного автомата вверх, убрал левую руку с цевья, показал ею на себя, потом на того, кто стоял в прихожей квартиры, а после, чуть нагнувшись, провел ребром ладони по своим коленам, словно отрезает их. Опер слегка кивнул, и милиционер низко присел и направил автомат на дверной проем. Владимир сообразил, что происходит. Видимо, этот милиционер собирается неожиданно полоснуть очередью снизу по ногам преступника. Оперативник, тем временем, сказал стоявшему в дверях:

– Так, давай обойдемся без стрельбы. Я медленно уйду на этаж вниз, и мы поговорим, чтоб не целиться друг в друга. Договорились?

Но тут все милицейские приготовления к атаке пошли прахом. Наводничий нажал на пуск, сверкнула вспышка фотоаппарата, и немедленно раздалось два выстрела – один из квартиры, второй сделал опер. Василий напропалую продолжал снимать. Под щелканье затвора фотоаппарата послышался звук упавшего в прихожей тела.

Оперативник оглядел себя. Он был до некоторой степени в шоке.

– Вроде цел, – сказал он. – Рикошетом никого не цепануло? – Он посмотрел на милиционеров и, обернувшись, по-видимому, только сейчас заметил Василия у себя за спиной.

– Я – нормально, – ответил один милиционер.

– И я в порядке, – сказал второй.

– А я тем более, – сказал Наводничий.

Оперативник хотел что-то сказать фотографу, но сдержался – не до того было. Он снова сосредоточился и сделал милиционерам знак, чтобы шли за ним в квартиру. А Василию махнул рукой, мол, проваливай.

Наводничий, который остался ждать перед дверью, еще пару раз снял труп убитого.

– Карточки будут – ну, просто супер, – сказал он. – Только вот бы он еще не лицом вниз валялся.

Осташов подошел к Василию. Перед друзьями лежал щуплый парень с большой выходной раной в спине, рубаха в этом месте была буро-черной. По полу, на уровне груди, медленно растекалась черная лужа крови. Покрытие в прихожей было дощатым, и три-четыре ручейка из этой лужи двигались к плинтусу по руслам, образованным продольными стыками досок.

Дальнейший осмотр квартиры милиционеры закончили быстро, обошлось без приключений. Внутри обнаружился только совершенно безобидный старик-алкаш, который лыка не вязал, его вывел в наручниках один из молодых милиционеров.